Николай Ежов: взлёт и падение "Кровавого карлика"

10 апреля 1939 года Николай Ежов, еще год назад всесильный нарком внутренних дел, получил вызов в Кремль. В кабинете секретаря ЦК Маленкова его ждал краткий, натянутый разговор - о чем именно говорили, история умалчивает. Но когда тщедушный человечек ростом 151 см выходил из кабинета, его уже ждали трое чекистов. Ордер на арест, подписанный Берией, капитан Шипилов вручил без лишних слов. Так начался путь главного организатора "Большого террора" в ту самую Сухановскую особую тюрьму, где он сам недавно допрашивал "врагов народа".

Ирония судьбы проявилась сразу. Ежова обыскали в том же помещении, где он когда-то наблюдал за унижениями других. Вместо хорошо скроенного наркомовского костюма ему выдали рваную гимнастерку и кирзовые сапоги на несколько размеров больше - зловещий символ того, что власть уже не по плечу. Первый допрос провел старший следователь Родос, который всего год назад сам дрожал перед Ежовым. Теперь он спокойно зачитывал обвинения: "Изменник партии, враг народа, агент иностранных разведок". И самое страшное - предлагал "по старой памяти" сразу подписать признание, не дожидаясь "особых методов допроса". Ежов подписал всё - он лучше других знал, что ждет тех, кто сопротивляется. В архивах Лубянки эти признания заняли 12 томов под номером 510.

Но самый поразительный документ в этом деле - вовсе не протоколы допросов. Это фальшивая автобиография, которую Ежов сочинил на пути к власти. В официальных бумагах он значился "сыном петербургского рабочего", родившимся в 1895 году. Правда открылась только после ареста: отец будущего наркома содержал в Литве чайную, которая была притоном, а мать была простой литовской крестьянкой. В 1906 году подростка отправили в Петербург учиться портняжному делу у жестокого хозяина, который не только бил ученика, но и подвергал сексуальному насилию. Эти унижения детства, возможно, и сформировали ту беспощадность, с которой Ежов потом отправлял на смерть тысячи людей.

Его военная карьера тоже оказалась мифом. В 1915 году он действительно пошел добровольцем на фронт, но из-за малорослости (те самые 151 см) и кривых ног был признан негодным. После госпиталя служил писарем в артиллерийской мастерской - вот и весь "боевой опыт". Зато здесь проявились два качества, которые потом помогут ему взлететь: каллиграфический почерк и феноменальная память. Он даже пробовался в хор Мариинского театра, но дирижер вежливо посоветовал "прятаться за спинами других" - голос хороший, а рост не тот.

Партийная биография тоже оказалась подделкой. В анкетах Ежов указывал, что вступил в РСДРП в мае 1917 года - священная дата для "ленинской гвардии". Но архивные документы Витебской организации показывают: на самом деле это случилось только в августе. Разница в три месяца принципиальна - она лишала его статуса "старого большевика". Этот обман он пронес через всю карьеру, уничтожая тех, кто мог знать правду. Даже его первый брак с казачкой Антониной Титовой был скорее расчетом - женщина из влиятельной семьи помогла уроженцу литовского притона попасть в московскую партийную элиту.

В Сухановской тюрьме, где Ежов теперь сидел в той же позе, в какой когда-то допрашивал других, все эти мифы рассыпались как карточный домик. Следователи методично вытаскивали на свет каждую ложь, каждую подтасовку. И самое страшное - он знал, что эти методы разрабатывал лично. "Признания" выбивались теми же способами, которые он сам утверждал в секретных директивах НКВД. Даже цифры в его деле повторяли формулировки ежовских приказов: "контрреволюционная деятельность", "шпионаж", "заговор". История совершила зловещий круг, и палач оказался по ту сторону стола.

После неудачной попытки сделать военную карьеру Николай Ежов оказался на перепутье. Его жизнь круто изменилась в 1918 году, когда он устроился писарем в артиллерийскую мастерскую в Витебске. Здесь проявились его главные качества - каллиграфический почерк и умение втираться в доверие к начальству. Скоро его заметили и перевели в Казань, где он сделал первый шаг к власти - стал комиссаром базы радиотелеграфных формирований. Это была скромная должность, но для человека с двумя классами образования - огромный скачок.

1921 год стал поворотным. Женитьба на Антонине Титовой, дочери влиятельного партийца, открыла Ежову двери в коридоры власти. Тесть устроил его сначала в Марийский обком, затем перевел в Семипалатинск. В провинциальных парторганизациях Ежов оттачивал главное свое умение - выявлять "врагов". Его доносы на коллег отличались дотошностью и цинизмом. Уже тогда проявилась характерная черта - он никогда не останавливался на достигнутом, всегда шел дальше, выше, жестче. В 1927 году судьба свела его с Иваном Москвиным, заведующим орграспредотделом ЦК. Этот человек стал его "крёстным отцом" в большой политике. "Ежов - идеальный исполнитель. Поручишь ему что-то - можно не проверять", - говорил Москвин, не подозревая, что вскоре сам окажется в жерновах ежовской машины террора.

1930-е годы стали временем стремительного взлета. После убийства Кирова в 1934 году Сталин лично поручил Ежову вести расследование. Тот быстро понял, чего от него ждут: нужны были не доказательства, а признания. Зиновьев и Каменев, бывшие соратники Ленина, стали первыми крупными фигурами, сломленными Ежовым. Их показательные процессы продемонстрировали новую методику - психологическую обработку, лишение сна, угрозы семьям. Сталин был доволен: перед ним был идеальный инструмент для зачистки партии.

25 сентября 1936 года телеграмма из Сочи потрясла партийную верхушку. Сталин и Жданов требовали снять Ягоду с поста наркома внутренних дел: "Оказался не на высоте в деле разоблачения троцкистско-зиновьевского блока". На его место был назначен Ежов. Первое выступление нового наркома перед чекистами вошло в историю: "Не смотрите, что я маленького роста. Руки у меня крепкие. Буду сажать и расстреливать всех, кто посмеет тормозить борьбу с врагами". Это не были пустые слова - за первые полгода он арестовал 2 273 сотрудника НКВД, включая своего предшественника Ягоду.

Сталин дал Ежову карт-бланш, и тот использовал его по максимуму. В 1937 году заработала печально известная "ежовщина". По всей стране создавались "тройки" - внесудебные органы, выносившие приговоры за 10-15 минут. Разнарядки на аресты спускались сверху: столько-то "врагов народа" по области, столько-то по району. За полтора года было осуждено 681 692 человека. Сам Ежов лично докладывал Сталину о "достижениях", отправляя около 15 000 спецсообщений. В июле 1937 года он получил орден Ленина "за выдающиеся успехи в деле руководства органами НКВД". Казахский акын Джамбул сочинил в его честь оду: "Сверкание молнии - ты стал нам знаком, Ежов - зоркий и умный нарком!"

Но чем выше взлетал "кровавый карлик", тем ближе было падение. Уже в 1938 году Сталин начал понимать, что террор вышел из-под контроля. Доносы писались на всех подряд, арестовывали даже верных сталинцев. Последней каплей стало дело жены Ежова - Евгении Хаютиной, которая вела богемный образ жизни и, по слухам, имела связи с иностранцами. Когда Сталин велел развестись, Ежов ослушаться не посмел, но тень на него уже легла. В ноябре 1938 года его сняли с поста наркома, оставив лишь номинальную должность в Наркомате водного транспорта. Бывший палач начал пить, писал покаянные письма Сталину, но было поздно - колесо репрессий, раскрученное им самим, уже катилось в его сторону.

Личная жизнь "железного наркома" представляла разительный контраст с его кровавой работой. Его вторая жена Евгения Хаютина, блестящая светская львица, устраивала в их квартире литературные салоны, куда приходили Бабель, Эренбург, Шолохов. Ирония судьбы: пока Ежов подписывал расстрельные списки, его супруга крутила романы с теми, кого вскоре объявят "врагами народа". Сталин неодобрительно называл ее "вашей декаденткой" и советовал Ежову развестись. В ноябре 1938 года, когда карьера мужа уже трещала по швам, Евгения была найдена мертвой в психиатрической клинике - официально от передозировки снотворного. Ходили слухи, что это был "сигнал" Ежову о грядущей расплате.

Конец "кровавого карлика" был столь же стремителен, как и его взлет. В апреле 1939 года, через три месяца после снятия с поста наркома, его исключили из ЦК. 10 апреля того же года Ежова вызвали в Кремль - якобы для нового назначения. В кабинете Маленкова ему зачитали постановление об аресте. В Сухановской тюрьме, где он когда-то пытал других, бывшего наркома заставили признаться в нелепых обвинениях - от шпионажа до мужеложства. На суде в феврале 1940 года Ежов пытался оправдаться: "Я очистил НКВД от 14 тысяч чекистов, но моя вина в том, что мало почистил!" Приговор - расстрел - привели в исполнение на следующий день. По свидетельствам, на пути к месту казни он пел "Интернационал". Его тело кремировали, прах смешали с останками других расстрелянных и закопали на печально известном полигоне "Коммунарка".

Так завершился путь человека, который стал символом самой мрачной эпохи советской истории. Созданная им машина террора перемолола сотни тысяч жизней - и в конце концов раздавила его самого. История Ежова - это предостережение о том, как абсолютная власть развращает человека, превращая его сначала в палача, а затем - в жертву.

Поддержите наш исторический проект! Если эта статья показалась вам интересной и полезной, поставьте лайк и поделитесь ею с друзьями. Мы продолжаем исследовать малоизвестные страницы истории, и ваша поддержка помогает нам в этой работе. Хотите видеть больше таких материалов? Подпишитесь на наш канал. Также вы можете поддержать проект донатом - ссылка ниже. Спасибо, что остаетесь с нами!

Наш телеграмм-канал: